Матисьяху: Такой кайф, что евреи существуют

В своем последнем альбоме битбоксер и звезда регги — уже без бороды, жены и ультраортодоксального костюма — сравнивает себя с Авраамом и цитирует Тору. Как у Матисьяху складываются отношения с иудаизмом? Непросто.

На своем концерте в нью-йоркском клубе-кафе City Winery, который прошел на прошлой неделе в Пурим, некогда суперизвестный хасидский регги-исполнитель разве что вскользь упомянул праздник освобождения, сокрытия за масками и доверия Господу.

Но все это — в форме молитв и отсылок к старозаветным именам и сюжетам — присутствует в его новом альбоме «Akeda». В текстах новых песен бывшего ультра-ортодокса просвечивает разочарование — поклонники, привыкшие видеть его хасидом, ожидали другого, а он все же надеялся на их понимание.

В бруклинской квартире сестры вечером перед выступлением в честь 10-летия дебютного альбома «Live at Stubbs» Матисьяху дал откровенное интервью. В нем он признался, что до сих пор тесно связан с иудаизмом и некоторыми иудейскими ритуалами. Так что в жизни битбоксера и исполнителя регги тема иудаизма еще далеко не закрыта.

В 35 лет Матисьяху опубликовал откровенное эссе-признание, в котором рассказал о своем отношении к наркотикам (которые впервые попробовал в 14), одиночестве и сменившем его странствии по хасидскому миру. Как сам певец пишет в эссе и одной из песен, ему нравится получать новые знания «в поте лица».

Когда в 2011 году он показал в Twitter свое «обновленное» лицо на фото — он был чисто выбрит, борода исчезла — на него обрушилась волна критики тысяч поклонников, до этого видевших в нем идеальный синтез религиозного и мирского успеха.

Вскоре после этого Матисьяху (Мэтью Пол Миллер) расстался со своей женой, с которой прожил 9 лет. Но его дом по-прежнему в Лос-Анджелесе, там же, где живет бывшая супруга, которая остается прихожанкой местной религиозной общины, и трое их сыновей, которые посещают хабадные школы.

В прошлом году Матисьяху снова стал папой — у певца и подруги его бурной молодости, Томы Дэнли, которая поддерживала будущую звезду в самые непростые моменты, родилась дочь. Тома была рядом, когда Матисьяху бросил школу в своем родном городе Уайт Плейнс и отправился путешествовать по стране, сопровождая рок-группу Phish в турне по США.

Свободная одежда, не сковывающая движения Матисьяху — гардеробное воплощение тех перемен, которые случились в его жизни. И хотя большая часть его новых треков религиознее, чем всё написанное с тех пор, как он впервые стал носить кипу и пейсы (а значит, он все еще обращается к Богу внутри себя через молитву), он уже далеко не тот истовый иудей, каким был. Эти песни говорят о том, что он до сих пор в поисках духовных основ.

Он назвал свой альбом «Акеда», потому что он «о связании и отпускании [прим. журн. — библейская история Авраама, который по наказу Бога связал своего сына Исаака и был готов принести его в жертву, но в последний момент был остановлен ангелом], о дороге домой. Это не подъем на гору, это спуск с нее, — говорит Матисьяху. — На этом этапе моя жизнь посвящена отпусканию, распутыванию. Выходу из религии, брака, отношений».

Первый трек альбома под названием «Reservoir» начинается утренней молитвой Модех Ани на иврите и продолжается словами: «Я просто хочу с тобой поговорить. Эти слова для Того, благодаря кому я жив, и спасибо тебе за это... Ты думаешь, тебе понятно… Что настоящее и чистое, а что нет… Ты так уверен, что я оторван от реальной жизни… Во мне кровь Иакова, я продолжаю бороться. Как и Иосифа, меня хотели продать мои же братья. Мне приснился сон, время оставить сомнения… Все — для Одного, Шехечиану, Хакадош барух ху [слова из молитвы, которую произносят по особым случаям], через что мы прошли, я и Ты».

Последняя песня альбома, которая идет после нескольких танцевальных треков, называется «Акеда» — грустное признание в том, что автор не умеет любить на полную, всей душой: «Авраам, возьми своего сына, возьми нож, приди к горе Всевышнего, ты был тут так много раз — в мыслях, в мечтах, в реальности. Научи меня любить. Айека [где ты]?»

На вершине в одиночестве

Матисьяху было непросто принять недовольство тех, кто раньше — когда он был набожным иудеем — входил в группу его отчаянных поклонников.

«У меня возникло ощущение, что я делал-делал святое дело, а потом вдруг все вокруг стали видеть во мне только плохое и твердить: “Не быть религиозным или брить бороду — это признак червивой натуры”. Они уверены, что мои действия — это не результат воздействия религиозных практик, их причина именно в какой-то моей слабости», — говорит Матисьяху.

«Напряжение было диким, — признается певец, который также перестал быть строгим веганом. — В результате осознания всего этого и появился альбом “Акеда”. Я почувствовал себя Авраамом на горе, в полном одиночестве, с грузом всей проделанной работы и с болью от ощущения себя неправильно понятым».

«Что мне было делать. Защищать себя от остальных? Объяснять свое поведение и решения? Послать всех куда подальше? Нужно ли жить так, как ты сам считаешь нужным, и не обращать внимания на мнение других? У меня не было наставника или человека, который бы вел меня… Я был один. А рядом никого, кто бы подставил мне плечо», — говорит Матисьяху.

Но даже в те годы, когда певец полностью погрузился в хабадную общину и получил сразу двух наставников-раввинов в нью-йоркском бруклинксом районе Крaун-Хайтс, он не ощущал себя естественным элементом той жизни.

Больше всего ему нравится молиться. Даже раньше, в тот ультра-религиозный период жизни, его всегда больше привлекали общины и молельные группы хасидов Пинск-Карлин и Толдос Аарон в более «экстремльно-еврейском» районе Бруклина Уильямсберге.

«Мне не нравилось молиться в Краун-Хайтс, меня тянуло в Уильямсберг. Каждое утро я садился на велосипед и ехал туда, — вспоминает Матисьяху. — Они мне безумно нравились. Я завозил велосипед прямо вовнутрь, мне не нужно было надевать белые носки, и хоть у меня и была борода и кипа, все понимали, что я не один из них. Мне позволяли зайти, никто не поднимал лишней суеты, они не знали, кто я такой. Мне просто давали сделать то, зачем я пришел. Именно там я и научился молиться».

«Впервые я познакомился с таким стилем чтения молитв — медленным, со вскрикиваниями, когда каждый произносит слова в своем собственном музыкальном ритме в организованном хаосе — в иерусалимском районе Меа Шеарим на Рош Ха-шана. В тот год я жил в Израиле, и когда вернулся домой, мне стало не хватать похожей синагоги. Тогда в Уильямсберге я нашел группу Толдос Аарон, ответвление хасидского двора Сатмар. Я стал ходить туда и в другие синагоги недподалеку от этой. Обычно я был 10-м [в миньяне] в прекрасной маленькой синагоге, где заправлял старый раввин с белой бородой и голубыми глазами, который уже еле справлялся с обязанностями», — говорит певец.

«Синагога мне нравилась в первую очередь из-за самого баал тефиллы [тот, за кем все читают молитву]. Он был самым настоящим святым хасидом. Просыпался, чтобы прочесть тиккун чатзос по традиции, основанной еще во времена царя Давида — вставал в полночь, чтобы прочесть псалмы. Этот хасид изучал священные тексты всю ночь и молился утром — и знаете, эта молитва была — огонь! Он вскрикивал, пел, невероятно проникновенно. Это было что-то. Я ехал туда на велосипеде из Краун-Хайтс даже в снег и купался в микве сразу после старого ребе. Потом я молился с одной из групп, возвращался в свою студию на Матхэтене и продолжал работу над альбомом “Light”», — вспоминает певец, говоря об альбоме 2009 года, в который вошел хит «One Day».

Сегодня Матисьяху больше не соблюдает все религиозные правила, но — когда приезжает в Лос-Анджелес — молится практически ежедневно. В шаббат он приходит молиться в хасидском миньяне, а в течение недели — в обычную ортодоксальную синагогу.

«Я повязываю тфилин, но при этом не чувствую себя связанным правилами. Поэтому во время Шемонех Эзраи [молитвы стоя] я не стою, а хожу. Я не читаю молитвы из сиддура [молитвенника]. Мне просто хочется быть в синагоге с другими иудеями, это святое место. Голова идет кругом, как подумаешь, что тут, посреди Лос-Анджелеса, есть место, куда приходят все эти евреи и говорят с невидимой силой, Богом. И у каждого свое представление того, какой он, и у каждого свои отношения с ним. Для меня такой кайф, что эта синагога существует, что евреи существуют».

Слушая глас Божий

Матисьяху признается, что единственный голос важнее его собственного — голос Бога.

«Когда я стал набожным (мне тогда было чуть за 20) и разговаривал с Богом на крыше колледжа, я спросил: “Чего ты хочешь? Что я должен сделать?” Я думал, что тогда Бог хотел видеть меня очень истовым, именно этого от меня ждал. Тогда я чувствовал, что приношу Богу в жертву часть себя», — говорит Матисьяху.

«Как только у людей появляется ощущение, что Бог с ними разговаривает и подсказывает, что нужно делать, они закрывают дверь и не хотят возвращаться в состояние незнания. Правда ведь удобно, когда уже есть ответы, когда перед тобой уже открылась дверь, за которой светится тайное знание истины, и ты наконец-то знаешь, чего на самом деле хочет Бог».

«Откройте эту дверь снова, еще раз спросите Бога: “Ты уверен? Это именно то, чего ты хочешь?” И, возможно, вы получите другой ответ. Я всегда был достаточно необычным персонажем в глазах других, и многие пошли по дороге, которую я обозначил. А теперь мне нужно вернуться и сказать: “Ой, простите, я все неправильно понял”… сказать, что я не закрываю эту самую дверь и над ней продолжает висеть большой знак вопроса».

Матисьяху цитирует Шма: «Основа нашей всей религии — умение слушать. [Авраам] не стал просто делать то, что ему велели [убить своего сына], он продолжал задавать вопросы, он продолжал слушать. Он не остановился. Он нашел в себе силы плыть дальше и продолжать слушать, даже когда этот Голос не был отчетлив».

Этим летом Матисьяху планирует приехать в Польшу со своим другом и бывшим врачом Эфраимом Розенштейном, вместе с которым они написали текст к песне «Light». С ними будет и композитор Рафаэль Антон Ирисарри.

«Мы собираемся поехать на могилы 5-6 ребе — и я, и Эфраим будем изучать влияние этих раввинов на хасидизм и писать песни, — говорит Матисьяху. — У каждого из этих ребе было особенное понимание Бога и они придерживались практически противоположных взглядов на экзистенциональные отношения между Богом и человеком».

А пока что Матисьяху готовится к Песаху — он ощущает особую связь с этим праздником.

«В Египте евреи чувствовали себя несвободными, их ограничивали, — объясняет Матисьяху. — Они познали Бога именно тогда, когда он вывел их из Египта — познали через свободу, через выход из узких границ. Бог, которому я молюсь, — это Бог, который выводит меня из этих ограничений. Странно, почему иудаизм стал таким жестким в плане правил, для меня Бог — полная противоположность строгим рамкам. Я понял, что становлюсь ближе всего к Богу тогда, когда мне не нужно держаться правил».

Источник: Haaretz

Перевод: Ганна Руденко