Михаил Рашковецкий: Одесса долгое время не оказывалась в объятиях советской власти
— После Второй мировой войны мы как-то забыли о Первой. Собственно, и название «Первая мировая» появилось после начала Второй мировой. Но сто лет назад Первая мировая вызвала огромный шок, кризис в сознании людей. В первую очередь — невероятное количество жертв: погибло 10 млн. солдат и 12 млн. мирного населения, 55 млн. раненных. Чего хотели страны, вступившие в войну?
— Вопрос не совсем ко мне, он не соответствует моему образованию. Но, к своему ужасу, я со временем становлюсь все более и более образованным — на фоне общего уровня. Образованных людей становится все меньше, общий уровень все время понижается. Как такой среднеобразованный человек я могу сказать, как я понимаю причины Первой мировой войны. Когда существуют страны, которые чего-то уже добились в своем развитии, а это развитие, в первую очередь связано с завоеванием пространств, развитием рынков и т.д. — и страны, которые «не успели» и хотели все перекроить…
— Но такой была только одна страна из участвовавших в конфликте…
— Да, это, в первую очередь, была Германия.
— То, о чем вы говорите, — это глобальный процесс. Но, в частности, Россия имела свой «маленький интерес» — Босфор и Дарданеллы. Правда, прикрывалась она миссией спасения славян на Балканах. И Сербия туда же… Собственно, этот молодой человек, Гаврила Принцип, который убил эрцгерцога Франца Фердинанда, был членом террористической организации «Млада Босна», боровшейся за объединение всех южнославянских народов в одно государство…
— Ситуация была следующая. С одной стороны — Австро-Венгрия, так называемая «лоскутная» империя, раздираемая этно-религиозными противоречиями. Такие противоречия не нуждаются в какой-либо логической обоснованности, они, так сказать, в крови. В России тоже ситуация была неоднозначная: она только что пережила унизительное поражение в японской войне. Малюсенькая Япония нанесла поражение гигантской империи. Уже после поражения в Крымской войне 1853-56 гг. было понятно, что государство нуждается в радикальной реформе. Этот кризис был оттянут. В странах Европы давно уже произошли буржуазные революции. Можно было сохранить монархию, как в Великобритании, но это было неприемлемо. Неприемлемо не только для верхушки аппарата, но и для значительной массы населения. Одухотворяло триединство: Православие, Народность, Самодержавие. Это не пустые слова. Православие — как антипод Европе — неправославной. А народность — это, в первую очередь, вероисповедание, даже не язык. В то время, когда активизировалось протестное движение, в крайне опасной форме — террористической — усилилась правая идея. Один из лучших способов объединить то, что распадается, это — враг. С помощью небольшой победоносной войны Россия рассчитывала объединить народ вокруг идеи триединства и придушить протестные движения, для чего, естественно, нужны «внутренние враги». И вот это, с моей точки зрения, основная причина, почему Россия вступала в войну.
— Выставка, которая открылась в Музее истории евреев Одессы, называется «Тихая Одесса: 1917-1920». В стране идет война. Что в это время происходит в Одессе, в ее «мирной» повседневной жизни? Какая была идея выставки, ее организации, и что выкристаллизовалось в результате?
— Мы выбрали годы, связанные не с Первой мировой войной, а с годами после Февральской буржуазной революции, которая на фоне идущей войны способствовала кризису во всех областях. Это еще и период гражданской войны. Подавляющее большинство населения Российской империи с радостью восприняло Февральскую революцию. И в экспозиции мы специально полностью развернули статью в «Одесских новостях» об этом торжестве, такой всенародной солидарности. Когда все с красными бантами, «народ и армия едины», «дворники и фабриканты едины», и вот она наступает, наконец, свобода и т.д. Вот на этом фоне всенародного счастья, которое испытывали все за исключением «некоторых отщепенцев», которых быстро изолировали, начинается новая история. Потом появляются проблемы. Любая революция — это кризис системы, ее ослабление и крах. И все революции связаны с интервенцией, все. Такова природа: хочется урвать в слабом месте кусок, откусить и побольше… И начинается смена властей. И в тот момент (мы говорим сейчас об Одессе), когда начинаются военные действия внутри города, когда меняется власть, у людей меняется иерархия ценностей. И на первый план выходит основная ценность — выжить. Желающих стать активными деятелями всегда меньшинство. Нравиться это или нет, но нормальные люди — и их большинство — хотят нормально жить. И слава Богу! Иначе человечество бы уже вымерло даже без ядерного оружия. И начинается то, что называется неприличным словом «приспособление» или адаптация. Эта адаптация выражается не только в необходимости достать еду, топливо, какие-то деньги… Кроме такой «животной» потребности обеспечить своей семье, своим близким предметы первой необходимости, кроме этого, необходима еще и человеческая адаптация. И в этом отношении приятно посмотреть на этот город. Ужас любой войны, в том числе и гражданской, заключается в том, что люди теряют надежду. И в такие периоды происходит много негатива не только для тех, кто «внутри», но и для тех, кто «снаружи». К примеру, во Франции в это время не было никаких катаклизмов. По сути, она оказалась в числе победителей Первой мировой войны. Но то, что происходило здесь, было так опасно для благополучной, устойчивой, победившей Франции… Эта трагическая истерия, которая будоражит, которая толкает на убийственные либо самоубийственные действия. Французы, правда, быстро это поняли и быстро вышли.
Тем не менее, в Одессе уже голод, но газеты выходят, театры работают, освещение и тепло обеспечены. Варьете работает. Поэты… Этот период — вершина так называемой южнорусской школы. Здесь есть чему поучиться! Любовь к жизни. Любовь к жизни в очень сложных, экстремальных обстоятельствах. Человек хочет не просто выжить, а еще и оставаться человеком. Потому что как только он перестает быть человеком, теряется надежда. Животное не надеется, у него нет такой сладостной возможности.
При создании этой выставки мы обращали внимание не только на бытовые мелочи типа «пропал бугай…», но и на то, что очень активизировалась культурная жизнь. Конечно, были какие-то факторы не очень лестные для одесситов, вся эта «белая акация — цветы эмиграции…». Но в это время жители Москвы и Петербурга рванули в Одессу, потому что там, в столицах было еще хуже.
— Думаете поэтому рванули, а не потому, что отсюда легче было эмигрировать?
— Именно поэтому. Во-первых, Одесса относительно долгое время не оказывалась в объятиях советской власти. И какие-то элементы того, о чем Одесса всегда мечтала, элементы буржуазной жизни, были здесь… Те же кафешантаны…
— То есть в Одессе в это время расцвет. Лихорадочный…
— Лихорадочный, да. Пир во время чумы. Но — пир.
— Называя выставку «Тихая Одесса», Вы это имели в виду расцвет «мирной» жизни? Потому что я, услышав название, решила, что оно ироничное, о криминальной Одессе в первую очередь.
— Ироничное без всякого сомнения. Потому что назвать этот период «тихим» ни в коем случае нельзя. С другой стороны, мы имели в виду узкую еврейскую тематику. Она не акцентирована здесь, да и материала, собственно, практически нет. Но нельзя забывать о том, что в 1905 году состоялся самый крупный еврейский погром в Одессе, а в период между 17-м и 20-м годами, по сути, ни одного погрома не было, в то время как вся Украина полыхала в огне еврейских погромов.
— В это период — 1917-18 гг. — в Одессе городским головой был Михаил Васильевич Брайкевич. В стабилизации обстановки в городе его немалая заслуга.
— Да, это была очень позитивная фигура. В Одессе были сливки интеллигенции — медицинской, технической, гуманитарной — продвинутая, просвещенная буржуазия. В те времена интеллигентные люди очень часто становились представителями буржуазии. И в сложившихся в Одессе тогда очень сложных обстоятельствах они действовали эффективно. Меры, которые они принимали, связанные с жизнеобеспечением города, с водопроводом, общественным транспортом… — это отдельная тема.
— В 1918 году в этих условиях в Одессе был открыт политехнический институт. Брайкевич добился того, о чем хлопотали с 1860 года.
— Они не забывали о том, что жить надо не только сегодняшним, не самым лучшим днем. Именно в этом залог и успеха «сегодняшнего» дня.
— В одесской буржуазии, наверное, был немалый процент евреев. И они, вероятно, тоже приложили усилия, чтобы в Одессе не было погромов?
— Есть разные версии об антипогромных усилиях: одни говорят о сионистах, другие об эсерах, третьи о большевиках, о Бунде… Но на практике основной антипогромной силой было то, что мы сегодня называем криминальными сообществами. Они себя называли защитниками народа, защитниками «трудящихся». Кстати экспроприация входила в идеологию значительной части крайне левых партий. Еще со времен народовольцев преступники были их союзниками — поджог, ограбление, террор...
— То есть, все это получило моральное оправдание.
— Да. Организованные налеты — это были налеты на «эксплуататоров трудового народа». Другое дело, что они декларировали раздачу награбленного имущества.
— И она происходила?
— Конечно. Но они и среди себя делили, они же тоже не буржуазия. Иногда кого-то поддерживали, это же Одесса — все родственники…
— Я обратила внимание на одно объявление, которое вы дали в экспозиции в увеличенном размере, то есть тоже выделили: объявление о том, что скотопромышленники решили снизить цены на мясо и вывесить их на базаре. Что это за явление? Никогда не слышала, чтобы в таких условиях кто-то, особенно производители, добровольно снижал цены. Наоборот, в таких условиях цены растут, и деловые люди пользуются моментом…
— Это необычайно интересная тема. В условиях острого дефицита продовольствия, когда нормальный бизнесмен, почуяв 500% прибыли, убьет и мать родную… Тем более, что и накладные расходы повышаются. Противодействие этому шло с двух сторон. Первой стороной была Городская дума, которая старалась стабилизировать ситуацию, взывая к сознательности — не всегда можно опереться на силу аппарата. Вторая сила — это те самые трудящиеся массы, организованные в различные отряды — революционные отряды, отряды самообороны, которые приходили к «буржуям». Это было страшно. Это был такой рэкет. Но рэкет не заинтересован в снижении цен. А тогда у них было два вида требований: контрибуция — плата за охрану и второе — снижение цен для трудящихся масс. В экспозиции выставки есть публикации, когда органы городского самоуправления сообщают о факте несанкционированного «наезда» каких-то, типа, милиционеров с требованием снизить цены.
Но, надо сказать, что одностороннего беспредела не было. Все время были какие-то противовесы, которые обеспечивали более-менее сносное существование. Хотя, были и совсем тяжелые времена.
— Мне было интересно сравнить цены и платежеспособность населения. Я нашла в экспозиции объявление, что требуется кухарка и предлагается зарплата 40 рублей. В то время как в этом объявлении скотопромышленники снижают цену, например, на говядину высшего сорта с 85 копеек, на 75. Кстати, кошерное мясо дороже — цена сползает с 1,1 рубля до 95 копеек. Да и в объявлении об уроках французского языка стоимость одного урока — 1 рубль.
— Интересный анализ.
— Да, интересно, что урок французского стоит дороже 1 кг мяса.
— Там цена за фунт мяса.
— А, ну тогда французский дешевле 1 кг говядины.
— А сейчас?
— Сейчас дороже. Ну, и еще можно сделать вывод, что относительно цены на мясо доходы кухарки, приблизительно равны доходам нашей, современной, интеллигенции. Интересно еще, что соотношение цен на кошерное и, как пишется в объявлении, «русское» мясо в те времена было гораздо приятнее, чем сейчас.
— Мы можем еще сравнить цены с довоенным и дореволюционным периодом в книге «Одесса. 1900-1920» В. Малахова и Б. Степаненко. Ну вот, смотрите: в 1904 году фунт телятины стоил 12-14 копеек.
— Полный разрыв шаблона, который насаждали в советской школе о нищете пролетариата до 1913 года. Михаил, еще один вопрос: о роли евреев в эти кризисные времена.
— Евреи были везде. Существует ряд стереотипов — например, «евреи убили царя» или «евреи сделали революцию»… Как и большая часть одесского населения, евреи были против царя, повторяю — как и большинство одесситов, и особенно буржуазия, потому что самодержавие тормозило экономическое развитие страны. К экономическим причинам добавлялись и этно-религиозные. Евреи в основной массе были более образованы. Они были более активны и участвовали в самых различных политических движениях. Они были активными участниками буржуазных партий: кадеты, октябристы, партий социально-демократического толка… Но представителей крупной буржуазии было немного.
— А каково было соотношение богатых и бедных среди еврейского населения Одессы?
— Я знаю цифру, которую подсчитали студенты, которые занимались статистикой в связи с нуждами еврейских благотворительных обществ. Они считали честно, и по их подсчетам около 30% еврейского населения находились ниже уровня бедности.
— Обычно еврейская община декларирует лояльность государству и старается «не высовываться» в силу шаткого положения евреев в обществе. Хотя всегда находятся отдельные активные личности. Но у меня сложилось ощущение, что как раз в те времена евреи не боялись участвовать в политической жизни.
— Заметная часть еврейского населения придерживалась нейтралитета — «шо это не наше дело, наше дело — это сохранить семью», что и означает оставаться евреем. Особенно это характерно для придерживающихся традиции, ортодоксальных евреев. Но молодежь везде есть молодежь. И отношение в семье к «мелихе» вряд ли можно скрыть. А молодежь, естественно, более темперамента, тем более, в Одессе, о которой религиозные люди говорят, что «на семь парахмонес вокруг нее полыхает геена огненная». Правда, и в местечках происходило то же. Там молодежь, если уходила в революцию, она была гораздо радикальнее. Но она уходила из местечек.
— Помните, у Бабеля есть об этом рассказ «Сын рабби»?
— Ну, и вообще, когда все это произошло, началось «переселение народов». Грандиозное. Все сорвались со своих мест кто из-за нужды, кто «по призванию»… Те, кто остались на местах, оказались в роли пассивной жертвы, их-то как раз и громили. И этим побуждали бежать — то ли в Одессу, то ли в Америку, то ли в Израиль, к сионистам. И выходить из ортодоксального мышления.
— То есть, это была такая большая встряска для ортодоксального мира, мира местечек.
— Безусловно. Любое потрясение — это потрясение для традиции. Кстати, если бы не это потрясение, мы бы гораздо меньше знали о том, что такое движение «Любавичи». И то же самое касается создания «Джойнта». Именно благодаря этим событиям «Джойнт» стал своеобразной попыткой создания всемирной еврейской организации не на основе сионистской идеи, а с целью спасения и сохранения диаспоры.
