Еврейская Украина: 10 фактов о евреях Житомира

Житомир считается одним из самых главных еврейских городов Украины. Несмотря на то, что у него не было той мощи, которая была, скажем, у Львова, Одессы или Киева, еврейская община Житомира и окрестностей процветала. Из всей современной Житомирской области самым еврейским городом был, пожалуй, Бердичев — к середине XIX века около 95% его населения составляли иудеи, и именно его многие считают прототипом Касриловки из рассказов Шолом-Алейхема. И хотя этот город однозначно выделяется на фоне других местечек этого края, в новой, житомирской главе «Еврейская Украина: 10 фактов о...» нашлось место не только еврейским детям Бердичева.

Читайте также о евреях Одессы, Кропивницкого, Чернигова, Ужгорода, Луцка, Полтавы.

Кроме этого, вы можете узнать больше о евреях Винницы, Херсона, Харькова, Крыма, Львова.

1. Центр еврейской культуры

Несмотря на то, что в Житомире до самого конца 18 столетия евреи официально селиться не могли, первые евреи появились там еще в начале этого века. Из-за того, что «легализировали» их не сразу, властям часто поступали жалобы вот такого характера:

Евреи никаких прав на жительство в городе не имели и не имеют, ни одна ревизия и ни один из частных окладных инвентарей даже не вспоминают о них… Только лишь в начале настоящего XVIII века народ еврейский, под протекциею старост, начал селиться в городе. Люстрация 1773 года, первый раз заставши евреев в городе, определила, чтобы они платили тысячу злотых «посиделыцины» или чинша… Между костелом кафедральным и по-иезуитским начали они строить свою каменную синагогу и притом таких размеров, что на месте, занятом ею, могло бы поместиться несколько домов… Чинша платят тысячу злотых от ста и нескольких десятков домов, так что на один дом не приходится даже и по десяти злотых, тогда как мещане принуждены платить ежегодно по двадцать четыре злотых от каждого дома…

Когда евреям официально разрешили жить в городе, такие жалобы сошли на нет. Евреи Житомира занимались ремеслами, держали постоялые дворы и шинки, а также активно торговали. Еврейское население города росло как на дрожжах — в 1789 году их было 882, что составляло треть всех жителей Житомира, а буквально через полвека года евреев в городе насчитывалось уже около 9,9 тысяч, к концу 19 века почти половина всех жителей Житомира были евреями.

Благодаря такой высокой концентрации Житомир стал одним из центров еврейской жизни на территории современной Украины — здесь активно строились синагоги и учебные заведения (в том числе и раввинское училище, которое позднее было преобразовано в институт), библиотеки и другие объекты культурной жизни.

Кстати, образование евреи в этом городе получали прекрасное — в 1862 году там даже было основано первое в России еврейское ремесленное училище. Через 22 года его закрыли, так как посчитали, что его существование дает «евреям экономический перевес над христианами в Юго-Западном крае». В момент закрытия студентами училища были 1500 человек, так что опасения были не случайны. А еще в Житомире работала одна из двух еврейских типографий в Российской империи — ее перевезли туда в 1837 году. Вторая типография располагалась в Вильно.

2. Чернобыльский цадик

Менахем Нахум (1730-1797) родился Норинске и рано осиротел. Главное дело своей жизни — изучение Торы — он начал, когда жил в Литве. В молодости он был еврейским учителем (меламедом) на Волыни и детально изучал каббалистические воззрения Аризаля. Кроме того, Менахем Нахум вел аскетический образ жизни, так как считал, что, чтобы приблизиться к Богу, необходимо быть скромным и делать хорошие дела.

Менахем Нахум был первым, кто проповедовал хасидизм в Чернобыле. Несмотря на то, что он уже стал уважаемым человеком, известным магидом, его быт был очень и очень прост, он много странствовал и чем мог помогал тем евреям, которые жили в крайней бедности или попали в долговые ямы. Современники говорили, что «всю жизнь он прожил в комнате, площадь которой составляла четыре локтя на четыре локтя» и категорически отказывался от любого комфорта, считая, что в такой жизни заключается благочестие.

Однажды он узнал, что в одном отдаленном местечке у евреев нет миквы — они настолько бедны, что не могут себе ее построить. Тогда он нашел одного богача и заключил с ним сделку: богач соглашался помочь только в том случае, если к нему перейдет доля Нахума в Будущем Мире.

…Теперь, если кто-то готов заплатить за мой удел в Будущем Мире, этот удел превращается в настоящую материальную ценность, и, безусловно, я обязан продать это свое единственное имущество, чтобы выполнить заповедь «Возлюби Господа всем своим достоянием».

— говорил Нахум.

Цадик был похоронен в Чернобыле, и его могила сохранилась до сих пор, но вот никаких прижизненных портретов Нахума не осталось (и сложно сказать, были ли они вообще).

3. Еврейский дедушка Ленина

Евреи в Октябрьской революции сыграли немалую роль, но мало кто знает, что и сам «вождь пролетариата», скорее всего, имел еврейское происхождение. В 2011 году в газете The Washington Post была опубликована статья, в которой неназванные корреспонденты агентства Associated Press сообщали, что в Историческом музее в Москве экспонировался рассекреченный документ, раскрывающий происхождение Владимира Ленина.

Среди них [документов] есть письмо старшей сестры Ленина, Анны Ульяновой, в котором сказано, что их дедушка по матери был украинский еврей, который принял христианство, чтобы выехать за пределы черты оседлости и получить высшее образование.

— отмечалось в статье, которая сейчас убрана с сайта. Согласно этому письму, дед Ленина происходил из бедной украинской семьи и по свидетельству о крещении был сыном Моисея Бланка, уроженца Житомира.

Письмо было датировано 1932 годом. Этим письмом Анна Ульянова якобы хотела подействовать на Сталина и его команду для того, чтобы остановить антисемитизм, который стремительно набирал обороты в тот период. До распада СССР это письмо скрывалось — вполне возможно, оно даже не является подлинным, но раз оно стало экспонатом исторической выставки в уважаемом музее, есть основания верить, что письмо все же настоящее. 

4. Семья Эфрусси

Знаменитый банкирский род Эфрусси был основан бердичевским купцом 1-й гильдии Хаимом Айзиковичем Эфрусси, который в Одессе стал Шарлем Иахимом. Он заложил основы семейного банковского дела, а сыновья его развили до невероятных масштабов. Средний сын Игнац (1829-1899), который также родился в Бердичеве, расширял семейный бизнес в Вене и стал одним из богатейших людей Австрии, в то время как его старший брат Леон и братья по отцу Мишель и Морис занимались банкирскими и зерновыми делами в Париже.

Игнац Эфрусси был не только известным богачом, но и большим любителем женщин, несмотря на то, что он был женат и с женой разводиться не собирался. Параллельно с исполнением роли отца большого семейства, он вовсю крутил романы (в том числе и с сестрами своей жены) и содержал любовниц.

У Игнаца Эфрусси были не только деньги и многочисленные дамы сердца, но и уважение общества. Он был учредителем эпохи Grunderzeit — периода становления новой Австрии, и не только он, но и вся его семья сделали для Австрии очень много. Так, в 1862 году, когда Дунай затопил Вену, семья Эфрусси одолжила правительству деньги для того, чтобы отстроить набережные и новые мосты. Игнац Эфрусси был одним из самых богатых людей Европы на тот момент — в 1899 году, в год своей смерти, Игнац владел активами стоимостью 3 308 319 флоринов в ценных бумагах, недвижимости, произведениях искусства и золоте. Стоимость его венских владений примерно равнялась 200 миллионам нынешних долларов.

По заказу Эфрусси в Вене был построен шикарный дворец на Кольцевой улице, которую современники называли Сионской улицей — Ционштрассе.

Вот как описывает строительство этого здания Эдмунд де Вааль, праправнук Игнаца Эфрусси, в своей книге «Заяц с янтарными глазами: скрытое наследие»:

Контракт подписали 12 мая 1869 года, а разрешение на строительство городские власти выдали в конце августа. К тому времени, когда Теофил Хансен начал работать над дворцом Эфрусси, он уже удостоился дворянского звания. Теперь он назывался Теофил фрайгерр (барон) фон Хансен, а его клиент, уже получивший рыцарский титул, — Игнац риттер фон Эфрусси. Игнац и Хансен в самом начале разошлись во мнениях относительно величины постройки: сохранившиеся чертежи свидетельствуют о бесконечных пересмотрах замысла, происходивших по мере того, как два этих волевых человека старались придумать, как лучше использовать это выигрышное место. Игнац требовал конюшню для четырех лошадей, а также каретный сарай «для двух или трех экипажей». Главным его требованием была лестница для него лично, которой не смогла бы пользоваться больше ни одна живая душа. Все это перечислено в великолепно иллюстрированной статье 1871 года, напечатанной в архитектурном журнале «Альгемайне бауцайтунг». Этот дворец должен был стать трибуной, обращенной к Вене: его балконы будут взирать на город сверху, а сам город будет проходить мимо его огромных дубовых дверей.

5. Отец гения и противник Фрейда

Борис Сайдис (1867-1923) родился в Бердичеве в еврейской семье, но на украинских землях долго не оставался. В 1887 году он, к тому времени уже 2 года отсидев в тюрьме по обвинению в политических преступлениях, решил бежать в США.

В отличие от подавляющего числа эмигрантов, Сайдис довольно быстро нашел себя — и не где-то, а в науке. Он закончил Гарвард, и, получив степень доктора медицины, занялся психологией. В частности, он основал такое направление, как психопатология, занимался вопросами гипноза и групповой психотерапии и даже написал книгу под названием «Психология внушения», которая и по сей день считается авторитетным изданием.

Борис Сайдис критиковал деятельность Зигмунда Фрейда и был категорически против «безумной эпидемии фрейдизма, вторгающейся в данное время в Америку».

Психология Фрейда отбрасывает нас к временам темного Средневековья, а сам Фрейд является просто еще одним из тех набожных сексуалов, которых можно найти в самой Америке (мормоны и т.д.).

— считал он. А еще Сайдис выступал против Первой мировой войны, считая ее социальной болезнью, а также критиковал популярную в те годы евгенику.

В 1899 году у Бориса Сайдиса и его жены Сары, также эмигрантки из Украины, родился сын, Уильям Джеймс. По свидетельствам современников, это был самый гениальный человек на Земле. До года он научился писать, а когда ему было 1,5 года — уже читал газету «Нью-Йорк Таймс». До своего 8-летия юный гений написал четыре книги. Его IQ оценивался в районе от 250 до 300 — это самый высокий показатель в истории. Хотя мальчик подавал гигантские надежды, в 7 лет сдал экзамен Гарвардской медицинской школы по анатомии, известным ученым Уильям Джеймс не стал и предпочитал работать простым бухгалтером, увольняясь каждый раз, когда на работе замечали его гениальность.

6. Бялик и его литература

Хаим Нахман Бялик (1873–1934) появился на свет в бедной семье лесника, его отец умер рано, и с 7 лет Хаим жил у своего деда, Якова-Мойше Бялика, толкователя Талмуда. Мальчик рос любознательным, рано начал читать религиозную литературу, в том числе и каббалистические тексты, но также интересовался светскими науками и разделял прогрессивные взгляды.

Поэзию Бялик начал писать еще в раннем возрасте, а его первый сборник стихов вышел в 1902 году. В те годы он преподавал в одесском хедере, редактировал книги для детей и писал прозу. В 1903 году Одесский общественный комитет послал Бялика в Кишинев, чтобы собрать свидетельства о погроме — так на свет появилась поэма «Бе-‘ир ха-харега» («Сказание о погроме»), которая вдохновила многих евреев на самооборону и сделала Бялика самым главным еврейским поэтом современности.

Бялик много писал и переводил на иврит — ему принадлежат блестящие переводы «Дон Кихота» Сервантеса и «Вильгельма Телля» Шиллера, а также драмы Ан-ского «Ха-диббук». Хаим Бялик также участвовал в политической жизни и развитии сионизма: так, в 1907 и 1913 (а потом еще в 1921 и 1931) годах он стал одним из участников Сионистских конгрессов, а в 1909 году побывал в Эрец-Исраэль.

После революции Бялик не стал в литературных кругах изгоем, но явно показывал, что он — не советский, а еврейский литератор. Его уважал Максим Горький — именно при его поддержке Бялик получил разрешение в 1921 году покинуть страну вместе с другими еврейскими поэтами и переехал в Берлин. В столице Германии Бялик стал активно заниматься издательской деятельностью, но все же это была не его страна, и вскоре он переселился в Тель-Авив.

Бялик стал легендой при жизни — в 1933 и 1934 годах его номинировали на Нобелевскую премию по литературе, он принимал активное участие в развитии Еврейского университета в Иерусалиме, Художественного музея в Тель-Авиве, театре «Габима», Союзе писателей и многих других художественных учреждений. А еще он стал основоположником детской литературы на иврите.

В сожалению, Бялик до глубокой старости не дожил — он скончался когда ему было чуть за 60. Детей у него не было, и его главным детищем стали прекрасные литературные работы и вклад в творческую жизнь Израиля. Его литературный талант оценили настолько высоко, что именем Бялика даже назвали престижную израильскую литературную премию.

7. Гений примитивизма

Давид Штеренберг (1881–1948) родился в житомирской еврейской семье и свою творческую жизнь начал как ученик фотографа в Одессе. Вместе с художественными талантами в нем бурлили сионистские убеждения — как активный участник Бунда, еврейской соцпартии, в 1906 году он был вынужден покинуть Российскую империю и перебраться в Вену.

Проживая там, а затем и в Париже, он смог посвятить себя творчеству полностью — в столице Франции Штеренберг занимался фототипией, а также обучался живописи сначала в Школе изящных искусств, а затем в академии А. Витти. Там, среди разноообразия художественных течений, он принимал участие в экспозициях Парижского салона, а позже примкнул к Салону Независимых. Тогда и сформировался художественный стиль Штеренберга — он стал творить под влиянием Поля Сезанна и кубизма, но окончательно его почерк сформировался уже к концу пребывания в Париже.

После революции Штеренберг решает вернуться в Россию. Тогда все враги старой власти становились друзьями новой, а бывшие опальные фигуры могли сделать блестящую карьеру. Так случилось и со Штеренбергом — Луначарский, его давний знакомый по Франции, делает Давида заведующим Отделом ИЗО Наркомпроса, и ему дозволяется делать в искусстве все то, что раньше запрещалось. Впрочем, дружба с властью продолжалась недолго.

Штеренберг был ярким представителем авангарда и работал в стиле примитивизма, но, несмотря на простоту, его картины по-настоящему «дышали» — фактура, цвет, форма, каждый предмет становился полноценным героем произведения. Главными жанрами для Штеренберга были натюрморт и портрет, но творил он не только в сфере живописи — Давид также создавал декорации для спектаклей, делал графику, зачастую в наивном стиле.

Вся его живопись есть рассказ о хлебе насущном, которого надо припасти так немного, чтобы прожить, но над которым надо помучиться так много, чтобы достать.

 — говорил о Штеренберге известный художественный критик Абрам Эфрос.

Как водится, герои 20-х годов в советской стране превращались во врагов в 30-е. Досталось тогда и Штеренбергу — его обвинили в том, что он тяготеет к формализму. Рьяные критики начали говорить, что чайный совхоз, где Давид Петрович бывал по работе, стал для него безразличным материалом для экспериментаторства, как и другие объекты его натюрмортов. Штеренберг был обвинен в пристрастии к «товарному фетишизму» и в том, что слишком сильно увлекся примитивом.

Постепенно работы Давида Штеренберга и его самого предали забвению. В этот период он переключился на более глубокие темы и осознал свое еврейство в полной мере. В конце жизни он создал серию эскизов под названием «Библейские мотивы», в которых на смену яркому, полному жизни и оптимизма стилю пришли драматические интонации.

8. Хранитель «Диббука»

Цви Фридланд (1898–1967) появился на свет в городе Малин, который раньше относился к Киевской губернии. Еще мальчиком он со своими друзьями организовывал театральные представления. Несмотря на тягу к театру, Цви поступил в военную академию, но из-за революции она была распущена. Тогда Фридланд решил, что теперь ему точно ничего не мешает заниматься театром. В 1920 году он уже был членом драматической труппы в Харькове, которая играла еврейские спектакли — и, конечно, Цви и другие актеры труппы помимо театра горели сионизмом.

Когда в Москве Евгений Вахтангов стал художественным руководителем новообразованного еврейского театра «Габима», Фридланда, с которым режиссер познакомился в Харькове, пригласили туда. Постепенно их театр стал набирать все большую и большую популярность.

Театр стал гастролировать по Европе и США. Было решено, что «Габима» будет переведена в подмандатную Палестину — в первую очередь для этого были политические причины, так как будущее еврейского театра в СССР было более чем туманным. С театром в будущий Израиль перебирается и Фридланд. Он же стал одним из основателей и главных актеров этого театра в подмандатной Палестине, ставя пьесы и играя в них.

Главным спектаклем театра долгие годы оставался легендарный «Диббук» («Ха-диббук»), который впервые поставил еще Вахтангов, но который лег на плечи Фридланд после переезда театра. В течение без малого 40 лет Цви Фридланд отвечал за сохранение постановки «Ха-диббук» в форме, максимально приближенной к изначальной. Он решал, каких актеров пора заменять и кем, а также отвечал за восстановление спектакля после перерывов, когда спектакль уже вышел из постоянного репертуара.

Кроме работы в театре Цви Фридланд также занимался преподаванием. Он учил актерскому мастерству новое поколение будущих театральных звезд, а также преподавал в тель-авивской гимназии «Герцлия». Цви Фридланд умер от рака на 70-м году жизни, а во время церемонии прощания его гроб поместили на сцену его родного театра.

9. Бабат-изобретатель

Георгий Бабат (1911–1960) родился в Житомире в еврейской семье, но информация о его детстве и юности не сохранилась.

Известно только, что в 21 году он окончил Киевский политехнический институт, а с 1932 по 1942 году был инженером, затем заведующим лабораторией на электровакуумном заводе «Светлана» в Ленинграде. С 1942 года он работал на оборонных предприятиях Москвы. С 1943 по 1946 годы был научным сотрудником энергетического института АН СССР, а с 1946 по 1949 годы исполнял функции заведующего лабораторией НАМИ, но был с нее снят из-за того, что его обвинили в космополитизме.

И хотя должность Бабат занимал самую стандартную и ни в какой продвинутой и секретной лаборатории он не работал, на его счету оказалось огромное количество технологических открытий, опередивших свое время.

Так, в 40-е годы Георгий Бабат предложил идеи более 100 изобретений и сделал серию открытий, которыми пользуется современное поколение. К примеру, он занимался беспроводной передачей электричества для электромобилей и изобрел механического пса, который вел себя, как настоящий. В 1943 году предложил идею монофона. Именно благодаря этому изобретению Бабат и считается одним из отцов современных мобильных телефонов.

Он весит не больше, чем пленочный аппарат «лейка». Находился абонент — дома, в гостях или на работе, в фойе театра, на трибуне стадиона, наблюдая состязания — всюду он может включить свой индивидуальный монофон в одно из многочисленных окончаний разветвлений волновой сети. К одному окончанию могут подключиться несколько абонентов, и сколько бы их ни было, они не помешают друг другу.

— писал Бабат в своей статье «Монофон» для журнала «Техника-молодежи» 1943 г., N 7-8.

А еще Георгий Бабат был популяризатором науки и написал несколько книг, в числе которых такие научно-фантастические произведения, как «Страна Пээф», «Магнетрон» и «Утраченная вселенная».

10. Жизнь и судьба Гроссмана

Иосиф Гроссман (1905–1964) родился в Бердичеве в обеспеченной и образованной семье — его отец, сын купца второй гильдии, был инженером и химиком, а мать происходила из состоятельной семьи, училась во Франции, а затем преподавала французский язык. Так получилось, что родители развелись, когда Иосиф был еще маленьким, и его воспитывала мама Екатерина Савельевна (урожденная Малка Зайвелевна). В детстве Иосиф недолго жил в Женеве и Лозанне, но в подростковом возрасте переехал в Киев, уже там поступил в реальное училище и стал жить с отцом.

Затем Иосиф (который взял себе имя Василий) Гроссман поступил на химическое отделение физико-математического факультета 1-го Московского государственного университета и окончил его в 1929 году. В течение следующих лет всего себя он посвящал прикладной химии — заведовал химической (газово-аналитической) лабораторией на угольной шахте на Донбассе и работал в лабораториях, а затем даже устроился ассистентом кафедры общей химии в Сталинском медицинском институте.

Гроссман занялся литературой, когда ему было чуть за 20. В конце 20-х он отправил свои рассказы в «Правду», а в середине 30-х он опубликовался и в знаменитой «Литературной газете» — именно этот рассказ о Гражданской войне и стал его дебютной публикацией. Затем появились целые сборники его рассказов. Он был молодым и перспективным писателем, любимым автором многих читателей, но репрессивная машина не обошла его стороной — правда, не напрямую. В 1936 году по обвинению в троцкизме была арестована его двоюродная сестра, с которой Гроссман очень дружил, а в 1937 году и его жена, Ольга Грубер, как «член семьи врага народа» (в этом же году был арестован и расстрелян ее предыдущий муж). Но благодаря ходатайствам Гроссмана ее в итоге освободили.

Но как только закончились чистки, началась война. Василий Гроссман пошел на фронт военным корреспондентом и всю войну отслужил спецвоенкором газеты «Красная звезда» на практически всех европейских фронтах. Когда немцы заняли Бердичев, мать Гроссмана перевели в гетто и расстреляли. Это стало для Гроссмана главной трагедией жизни, и до конца своих лет он писал своей погибшей матери письма. Ее история была описана в романе Гроссмана «Жизнь и судьба», там она стала матерью Виктора Штрума.

В военном творчестве Гроссмана очень много места уделено еврейской теме. Он своими глазами видел ужасы войны, находился в самых горячих точках и одним из первых ступил на землю освобожденных концлагерей Треблинка и Майданек. В конце 1944 года Василий Гроссман опубликовал статью «Треблинский ад», которая, по сути, стала началом разговора о Холокосте в СССР. Но, увы, поддерживать его мало кто хотел. Вместе с Ильей Эренбургом он также написал «Черную книгу», сборник свидетельств об уничтожении евреев, но ее издание в СССР было запрещено — власть не хотела, чтобы страдания одной нации в ходе войны выделялись на фоне страданий других.

Это была не единственная работа Гроссмана, которая столкнулась с отчаянной критикой советской власти. С 1946 по 1959 Гроссман писал дилогию «За правое дело» и «Жизнь и судьба», и если первый труд (после глубокой переработки по причине цензурного недовольства) все же вышел, то роман «Жизнь и судьба» в буквальном смысле оказался под замком. И рукопись, и черновики были изъяты КГБ, и член Политбюро Суслов заявил, что этот роман может быть напечатан в СССР не раньше, чем через 200-300 лет. Василий Гроссман утверждал, что все написанное в книге — правда, и отказаться от нее он не может, но у системы была своя версия...

СССР такой долгий срок не просуществовал, а вот роман «выжил». Чудом сохранилась копия «Жизни и судьбы», и таким же чудом удалось переправить ее на Запад, где роман и был опубликован в 1980. Но сам автор не дожил до публикации своего главного произведения — эти удары судьбы сильно его подкосили, у него обнаружили рак почки, и уже в 1964 Василия Гроссмана не стало.