Замели его под горячую руку, когда советские войска вошли в Бессарабию. Парадокс заключался в том, что арест спас его от Холокоста, в котором погибли почти все родственники, огромная, разветвленная еврейская семья, в том числе первая жена Куцеле и два его маленьких сына.
Пытки, которым его подвергали при допросе, были ужасными и бессмысленными, ибо он тогда почти не понимал русского языка, на котором велся допрос.
О Солженицыне он сказал так: «Премию ему дали правильно, но не за то. Ему нужно было дать премию не за то, что он написал, а за то, что он выжил. Нам всем надо дать Нобелевскую премию за то, что мы выжили».
Многое рассказал мне и Яков Лернер - двоюродный брат все той же моей бабушки. Я прекрасно его помню. В моем детстве они с женой Браной приходили к нам в гости (дело было в Черновцах), да и мы с дедушкой и бабушкой часто бывали в этом доме. Яков Лернер был одним из двух наших родственников, прошедших сталинские лагеря, вышедших оттуда живыми и, что важно, не сломленными. Яша (все звали его так) как-то сказал: тот, кого сломали - не выжил. Еще из высказываний Яши я запомнил, что только в еврейской голове может вариться чудовищная смесь из сионистских и коммунистических идей с некоторой примесью иудаизма и безумной любви к России. И, самое странное, добавил он, что эта голова уцелела. При этих словах тетя Брана погладила его уцелевшей левой рукой по уцелевшей голове. Брана была героиней бельгийского сопротивления, у нее была кличка «Маленькая Мари». Руку, впрочем, она потеряла не на войне, а позднее. Как эта девушка попала в Бельгию из Бессарабии? В то время это было просто: многие бессарабские евреи были франкофонами. И посылали своих детей во Францию, а оттуда до Бельгии – один шаг. Как она попала из Бельгии в СССР? Тут всему виной коммунистические идеи, которые заставили ее вернуться сюда после войны – не зная ни одного русского слова! «Ты, наверное, принесла сюда особое счастье», – сказали иронично родственники, встретившие ее на вокзале. Родственники, уже хлебнувшие советского рая, мечтали только об одном – поскорее выбраться отсюда. Родственникам этого сделать не удалось. Их могилы остались в Черновцах. А вот Брана и Яша….
Итак, от Яши и от дяди Куци (Зиновия) Гутника я, будучи десятилетним мальчиком, узнавал о лагерях и репрессиях из первых рук. Дядя Куца говорил, что уедет в Израиль, как только появится щелка в железном занавесе. И - никуда не уехал. Яша Лернер никогда не говорил об отъезде, но в 1979 году покинул СССР и окончил свои дни в Израиле. Он оставил воспоминания на английском языке и иврите, которые я давно собирался перевести, но... Делаю это только сейчас.
Яша воспитывался в традиционной религиозной семье, отец часто накрывал его талесом и молился с ним и – о нем. Отец погиб во время одного из погромов восемнадцатого года. Его убийца был найден и арестован румынскими властями. Тогда жена убийцы пришла со своими детьми к матери Яши, упала на колени и умолила бедную вдову отозвать заявление в полицию. Жизнь матери Яши, этой неграмотной женщины, прошла в тяжелых повседневных трудах. Яшу она родила в поле во время сбора урожая. Она вместе со своими родителями и детьми закончила свои дни в лагерях Транснистрии. У Яши было восемь братьев и сестер. Было. Лишь двое братьев уцелело – они эмигрировали в США. Одного из них Яша так никогда и не увидел.
В тринадцать лет Яша утратил веру и с головой окунулся в сионистское движение. К его несчастью, старший друг объяснил ему, что сионисты – прислужники мирового капитала, и только коммунисты могут спасти мир, а заодно и еврейский народ. Друг много рассказывал о СССР, рае земном, где антисемитизма нет и в помине. И Яша стал пламенным коммунистом, он распространял нелегальную литературу и вел агитацию, разъезжая по всей Румынии. И, конечно, был арестован румынской тайной полицией – «сигуранца». После нескольких месяцев тюрьмы Яшу удалось вызволить под залог до начала процесса. На семейном совете было решено переправить Яшу и его друга в СССР, что и было сделано с помощью контрабандистов. Заочно военный трибунал приговорил Яшу и его друга Иделя к пяти годам каторжных работ.
В СССР друзей ждала куда более суровая судьба. С самого начала они оказались пораженными в правах, место жительства было им определено в Сибири, в одном из совхозов вблизи Омска. Жизнь там была полна лишений – не было ни обуви, ни необходимой одежды, хлебный паек был скудным. Но не было и антисемитизма. Идель остался ремесленником, сапожником, а Яша сделал карьеру, освоив профессию бухгалтера…. Спустя шесть лет Идель и Яша были арестованы по обвинению в шпионаже. Яша получил десять лет. Идель был расстрелян…
История Яши в годы заключения полна трагизма. Но в воспоминаниях он настойчиво повторяет – другим приходилось хуже, чем ему. Яша отбывал свой срок в лагере в районе Магадана. Но через какое-то время его взяли на работу в «контору» - в бухгалтерии требовались квалифицированные люди, которые бы выполняли работу жен лагерных начальников, ничего не смысливших в бухгалтерском деле. Это позволило Яше выжить в страшных условиях. И он с горечью вспоминал о тех многочисленных интеллектуалах – евреях и не евреях, которые не пережили заключения. Многих из них Яша считал учителями жизни.
Затем – ссылка, реабилитация, возвращение в Черновцы, где он узнал о гибели практически всей семьи в лагерях Транснистрии. Пережитое горе, встреча с будущей женой… Начиналась относительно нормальная жизнь, жизнь советского бухгалтера и учительницы французского языка. Скромная, размеренная. Жизнь, о которой Яша не оставил воспоминаний.
Но я – мальчик, а потом подросток, юноша – слышал то, что он говорил в те годы. И, увы, не сделал должных выводов. Яша сожалел о том, что в какой-то момент почувствовал себя просто человеком. Что предпочел забыть о своем еврействе. О традициях. О молитве своего отца над ним. О том, что все его родственники были убиты не потому, что они просто люди, а потому, что они евреи. И, если в совхозе под Омском Яша не видел ни малейших признаков антисемитизма, то об Украине семидесятых сказать этого Яша не мог. Идеалы ранней юности воскресали в нем. Я не знаю, ходил ли он в синагогу. По-моему, нет. Яша не носил кипу и всегда говорил, что он не религиозен. Но Судный День и Песах вошли в быт этой уже совсем немолодой и – увы – бездетной семьи.
И, хотя сообщение Лернеров о решении репатриироваться было неожиданным, но я все же не удивился. Думая о судьбах моих родственников, представляю их, идущими через пустыню коммунистического романтизма, через ужасы сталинских лагерей и Холокоста, без проводника и пророка. Лишь двое – Яша и Брана чудом вышли к Земле Обетованной, все остальные – или в могиле, или в рассеянии.
