«Рабами были мы в Египте» — поет голос по радио, и работник кухни, черный Фил, делает звук громче и подпевает, помогая готовить праздничный ужин.
На огромной кухне медицинского центра идут приготовления к пасхальному ужину.
Шеф-повар Луиджи готовит харосет — смесь толченых орехов, тертых яблок, пряностей и вина — блюдо, символизирующее глину, на которой рабы замешивали раствор для строительства пирамид в Египте, поливая ее своими слезами.
Мириам, менеджер, дает ему инструкции и указания по приготовлению. Он возражает:
— Уже пятнадцать лет я готовлю харосет для пасхального седера по этой рецептуре! С каких пор мой рецепт стал неверным?
Мириам отвечает спокойным тоном:
— Пятнадцать лет ты это делал неправильно, может, наконец, пора делать это, как положено?
Луиджи вдруг вспыхивает в негодовании.
— Я — шеф высшей категории, специалист по интернациональным праздничным блюдам, который устал от ресторанного бизнеса и на старости лет снизошел до больничной кухни! И ты, девчонка, будешь меня учить, как готовить харосет! Да мне наплевать, что ты тут менеджер. Я знаю, какие ингредиенты идут в харосет, смотри вот...
— И ты — итальянец, католик, будешь учить меня? Меня, Мириам Леви?
И повторяет опять все вместе:
— И ты, итальянец, католик, будешь учить меня, Мириам Леви, внучку раввина, как готовить харосет?
«...рабами мы были в Египте, гнули спины от зари до зари во славу фараона, — поет голос по радио, —мы вышли из рабства, мы вышли из грязи...».
Мириам поджимает губы. Луиджи опускается на стул и плачет. По его морщинистым щекам и седым усам катятся настоящие крупные слезы.
— Почему, — горько жалуется он, неизвестно к кому обращаясь. — Почему они такие заносчивые, такие надменные? Обвиняют нас, что мы украли у них религию, потому что сами ни на что не способны и своего ничего не можем придумать. Разве святость можно украсть? Каким образом они, такие вредные и высокомерные, создали эту религию, прекраснее и мудрее которой ничего нет на свете? Да я знаю Библию лучше чем любой еврей, это была первая книга, которую читал мне мой добрый дедушка Джузеппе, едва я успел родиться на свет. Ах, почему Иисус был евреем, a не кем-нибудь другим?
— Вот именно! — вспыхивает вредная высокомерная Мириам. — История с Иисусом была внутренним еврейским конфликтом. И чего все остальные влезли?
Сейчас Луиджи рыдает уже по-настоящему, да так, что его плечи сотрясаются.
Черный Фил пугается и бежит за директором фудсервиса — Элен — светской леди, выпускницей Корнуэлла. Она приглашает Луиджи и Мириам в свой офис. Через стеклянную дверь видно, как утирает слезы салфеткой Луиджи и как презрительно щурится и пожимает плечами Мириам.
Присутствующие при этом диалоге многозначительно переглядываются, но предпочитают молчать и не вмешиваться, — и так сегодня были оскорблены охраняемые американским законом национальные чувства.
Но старший повар Стас, бывший москвич, вдруг говорит мне по-русски:
— Из чего драму сделали, а? Придурки! Как двое детей, которые поспорили чья любимая сказка лучше — «Красная Шапочка» или «Аленушка» — и подрались, не придя к согласию. Ты посмотри — они же не шутят, Луи по-настоящему плакал.
«...рабами мы были в Египе... строили пирамиды... вo славу фараона», — песня умолкает. Красивая песня.
— А ты что думаешь? — спрашивает меня Стас.
— А я думаю, что построить пирамиды было необходимо. Они хорошо были видны из космоса — я даже снимки видела. Кроме пирамид, сверху еще можно было заметить великую китайскую стену. А над Египтом нет облаков и понятно сразу, что это строения искусственно созданной формы — они явно бросались в глаза.
— Кому?
— Тому прогрессору, который заметил цивилизацию и после все это затеял.
Стас крутит пальцем у виска.
— Кажется, мне из-за всего этого сейчас придется готовить харосет, Луи уже не в рабочем состоянии. Черт! A я хотел уйти пораньше. Как сделаю — так сделаю, плевать я хотел на эти ваши правила, давайте сюда орехи и яблоки, будет нормальный харосет!
Через стеклянную дверь кабинета директора видно что Луиджи и Мириам жмут руки друг другу и обнимаются. Вскоре оба выходят оттуда, улыбаясь. Мир восстановлен.
Синий вечер сгущается. Над зданием встает луна, огромная луна, такая же как в ту ночь, когда освещала она путь к морю покидающим Египет рабам, оставившим позади пирамиды. Больше нельзя было ждать — слишком долго народ с мощным духовным потенциалом использовался для низменного строительства пирамид.
Для египтян пирамиды были символом бессмертия, величия и славы фараонов, а для евреев — символом рабства. Ну вот, для одних пирамиды — слава и величие, а для других — подавление потенциала. А мне другое интересно: что такое свобода и почему «из нее нет выхода и в нее нет входа».
«...мы вышли из рабства мы вышли из грязи...»
Вышли? Уже? О, Господи, куда вышли-то? Туда, где спорят, как правильно готовить харосет?
Источник: facebook.com/eugeniakoby
