Космический иудаизм Альберта Эйнштейна - Jewish News
Календарь
Календарь
Недельная глава:
Цав

Космический иудаизм Альберта Эйнштейна

Как великий физик понимал Бога

Будучи так или иначе продуктами советского воспитания, мы привыкли к мысли, что наука и религия – две вещи несовместные. «Нельзя быть серьезным ученым и верить в существование Бога, как какой-нибудь мракобес», — внушали нам с детства, приучая, что единственным подлинно научным мировоззрением является марксистко-ленинская материалистическая философия. То есть то самое учение, которое «всесильно потому, что верно», а верно потому, что так говорил великий Ленин.

Никто, разумеется, не рассказывал нам, что Ньютон, Павлов и многие другие великие ученые были глубоко религиозными людьми, как никто не говорил и о том, что создатель современной физики, перевернувший все наши представления о времени, пространстве, гравитации и природе материи Альберт Эйнштейн… искренне и глубоко верил в Бога.

Впрочем, по поводу того, в чем заключалась эта вера, можно ли считать Эйнштейна религиозным человеком, как его взгляды совмещаются с религиозным мировоззрением и т.д., до сих пор идут самые яростные споры. Те, кто утверждают, что Эйнштейн использовал слово «Бог» исключительно в символическом, далеком от какого-либо религиозного подтекста смысле слова, а на само деле был убежденным атеистом, приводят в доказательство своей точки зрения многочисленные цитаты из его статей и интервью. Их противники приводят не меньшее количество других цитат прямо противоположного рода.

Надо заметить, что часть из этих высказываний попросту приписывается Эйнштейну — сам он никогда ничего подобного не говорил, и они были придуманы за него и от его имени другими, лишь чтобы подтвердить свою точку зрения. Но подлинность многих цитат не вызывает сомнений, а их противоречивость объясняется тем, что личность Эйнштейна была сложна и бесконечна, как Вселенная. В его наследии, как в Библии или Коране, можно найти подтверждение самым различным, подчас кажущимися противоположными точкам зрения — особенно если их еще и примитизировать.

Но вопрос, верил ли Эйнштейн в Бога, при этом имеет кардинальное значение, так как вся современная физика и философия продолжают вращаться вокруг Эйнштейна, как планеты вокруг Солнца. В сущности, это и есть вопрос о совместимости научного и религиозного мировоззрения.

Чтобы понять весь дуализм взглядов Эйнштейна на Бога и религию, нужно обратиться к самим истокам формирования его личности, ибо, как и все мы, великий Альберт Эйнштейн был родом из детства.

Он родился в 1879 году в семье уже крайне далеких от еврейской традиции, но еще не до конца порвавших с ней Германа и Паулины Эйнштейнов. Незадолго до его рождения скончался отец Германа Авраам, и неписаный еврейский закон требовал, чтобы новорожденного назвали в честь покойного. Но инженер Герман Эйнштейн был не готов дать сыну столь ветхозаветное имя и решил сохранить только первую букву из имени отца — именно поэтому он был назван Альбертом, а не Авраамом.

В 1880 году семья Эйнштейнов переехала в Мюнхен и поселилась в уютном доме, расположенном в очень живописном месте. В восемь лет Альберт был отдан родителями в местную католическую школу, где все ученики были обязаны изучать Закон Божий. Видя, какое огромное впечатление эти уроки производят на сына, Герман и Паулина Эйнштейн забеспокоились и наняли ему религиозного дальнего родственника в качестве учителя по иудаизму. Имя этого родственника история не сохранила, но известно, что он изучал с Альбертом ТАНАХ (то есть весь корпус священных книг, который христиане называют «Ветхим Заветом») и Талмуд. Потом Эйнштейн неоднократно подчеркивал свое знание этих книг, и, судя по всему, эти уроки и в самом деле дали ему немало. Как, впрочем, и уроки музыки, которой он тоже начал заниматься в 7-8 лет.

В первой биографии Альберта Эйнштейна, написанной с его слов и вышедшей в 1920 году, Александр Московский пишет, что три этих фактора — гармоничность и величие природы, изучение ТАНАХа, Талмуда дома и катехизиса в школе, а также музыка с ее действующей на душу гармонией — оказали огромное влияние на маленького Эйнштейна, заставили его поверить в Бога и сделали его глубоко религиозным.

Но, как уже было сказано, родители Эйнштейна были очень далеки от исполнения религиозных заповедей, никогда не посещали синагогу, но в то же время, как и многие немецкие евреи той эпохи, старались переиначить еврейские традиции на свой лад. К примеру, традиция предписывала обеспеченным евреям брать на содержание учащихся иешив, посвящающих все время изучению Торы. Родители Эйнштейна исполняли эту заповедь по-своему — они устраивали в своем доме бесплатные обеды для еврейских студентов, обучающихся в местном университете.

Так в их доме появился бедный студент медфака Макс Талмуд. Несмотря на свою фамилию (которую он в будущем переделает на Тельми), он был убежденным атеистом. Хотя между Талмудом и 12-летним Эйнштейном было 10 лет разницы, они подружились, и именно Макс Талмуд разъяснил своему юному другу, что Библия — это «всего лишь сборник древних мифов», принес ему первые научно-популярные книги по физике, а затем познакомил с философией Канта и — самое главное — Спинозы. Тот, кто знаком с еврейской историей и литературой, знает, что именно Спиноза в конце 19 и начале 20 столетий играл огромную роль в массовом отходе еврейской молодежи от религии. Впрочем, и сегодня он — самый популярный в Израиле философ, его работы издаются на иврите вновь и вновь, и я не помню, чтобы они залеживались в израильских магазинах больше двух-трех недель.

Таким образом, именно Макс Талмуд посредством Спинозы и сыграл решающую роль в формировании мировоззрения Эйнштейна. В 13 лет он окончательно отходит от идеи «личностного» Бога и начинает различать «веру в Бога» как Творца мироздания и «религиозность» как некую совокупность ритуалов и обрядов. Признавая первое, он отрицал второе, и, в сущности, с той или иной коррекцией остался верен этим своим взглядам до конца жизни.

Это проявилось в том, что в 13 лет он категорически отказался от церемонии бар-мицвы. Да и вообще известно лишь два случая, когда Эйнштейн посетил синагогу, и оба они были уже в Америке: один раз он принял участие в проходившем в синагоге концерте в пользу еврейских эмигрантов, а второй — когда его попросили стать «сандаком» на церемонии обрезания сына директора агентства «Телеграф». Но в то же время в 1933 году при обыске в его доме нацисты обнаружили «Сидур» (еврейский молитвенник) и тфилин (филактерии).

И в этом был весь Эйнштейн: вероятнее всего, он никогда не молился и не накладывал тфилин, но зачем-то оба этих религиозных артефакта ему были нужны.

О том, что Эйнштейн был равнодушен к заповедям иудаизма и не соблюдал их свидетельствует вся его жизнь: и его первый брак с нееврейкой Милевой Равич (что привело в отчаяние его родителей) и его завещание о том, чтобы его тело кремировали, а не хоронили по еврейскому обычаю.

Но, повторим, отрицая «личного Бога» и «религиозность», Эйнштейн верил в него как некий Высший разум, сотворивший Вселенную и установивший ее законы, познание которых до конца невозможно.

Создание теории относительности принесло Эйнштейну всемирную славу, одновременно породив целый ряд мировоззренческих вопросов, которые, разумеется, в числе прочих адресовали Эйнштейну.

Ряд немецких философов социалистического толка, прежде всего, Фридрих Адлер и Эрнст Касирер, попытались применить эту теорию к области человеческих отношений. Дескать, так же, как все относительно в природе, все относительно и в человеческой истории и морали — те нормы, которые недавно отрицались, сегодня могут стать общепринятыми. Эйнштейн не раз восставал против такого морального релятивизма, подчеркивая, что речь идет о весьма спекулятивной, вульгарной попытке применить открытые им законы природы к человеческому обществу.

В 1927 году Эйнштейн был приглашен в Берлине на обед к известному меценату Самуэлю Фишеру. Среди участников этого застолья были известные писатели Бернард Кеслер и Герхард Гофман, критик Альфред Кер и другие.

«Кер среди прочего позволял себе резкие выражения о Боге, — вспоминал позже Кеслер. — Я пытался урезонить его и сказал, что профессор Эйнштейн очень религиозен и не надо оскорблять его чувства. "Что?! — удивился Кер. — Не может быть! я обязан спросить его об этом немедленно!". "Профессор! – обратился он к Эйнштейну. – Правда ли то, что я слышу?! Вы действительно религиозный человек в глубоком смысле этого слова?!».

«Да, можно это назвать и так, — ответил Эйнштейн. — Я попытался проникнуть в законы природы и обнаружил, что за ними стоит некая первопричина, нечто тонкое, необъяснимое и непознаваемое. Я верю в существование Силы, которую невозможно постичь силой нашего разума, и в этом смысле я действительно религиозен».

В одном из интервью этого же периода Эйнштейн так объясняет свое отношение к вопросу о существовании Бога:

«Я не атеист, и не знаю можно ли назвать меня пантеистом. Мне кажется, что мы подобны ребенку, который вошел в библиотеку, заполненную с пола до потолка книгами на разных языках. Ребенок понимает, что кто-то должен был написать эти книги, но он не знает всех этих языков и не может прочитать их. Он улавливает, что книги разложены в строго определенном порядке, но не знает, кто это сделал. Я думаю, похожим должно быть отношение человека к вопросу о существовании Бога. Мы видим, что вселенная организована чудесным образом и подчиняется определенным законам, но сами эти законы остаются для нас туманными. За ними есть некая непознаваемая нами сила. Я во многом согласен с пантеизмом Спинозы, но больше всего почитаю его за вклад в развитие современной философии, за то, что он рассматривал душу и тело как нечто единое, а не как две разные сущности».

Между тем христианские теологи того времени пришли к выводу, что физика Эйнштейна не оставляет места для Бога, и обрушились на него с уничтожающей критикой. В 1929 году бостонский кардинал О’Коннели заявил, что благочестивым христианам нельзя читать что-либо о теории относительности, так как оно порождает сомнение в существовании Бога. Сразу после такого обвинительного вердикта епископа нью-йоркский раввин Герберт С. Гольдштейн направил Эйнштейну следующую телеграмму: «Верите ли вы в Бога тчк. Ответ в 50 слов оплачен заранее».

Эйнштейн уложился в 24 слова: «Я верю в Бога Спинозы, который проявляет себя в закономерной гармонии бытия, но вовсе не в Бога, который хлопочет о судьбах и делах людей».

Для О’Коннели эти слова были доказательством того, что Эйнштейн является атеистом — по той причине, что «Бог Спинозы» никак не мог воплотиться в человека или родить сына. Но для рава Гольдштейна все было иначе: он признавал, что Спиноза заблуждался, отказывая Богу во вмешательстве в судьбы людей и человечества в целом, но вот атеистом его никак нельзя было назвать. Философия Спинозы и философия Эйнштейна как ее продолжение абсолютно точно соответствовали первым из десяти заповедей: «Не делай себе изваяния и всякого изображения того, что в небе наверху и того, что на земле внизу, и того. что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им» (Ис., 20:4-5). А также 3-му принципу веры Рамбама: «Я верю полной верой, что Творец — благословенно имя Его! — бестелесен и, и его не определяют свойства телесные и что Ему нет вообще никакого подобия».

Впоследствии многие еврейские теологи и раввины не раз отмечали, что физика Эйнштейна приближает нас к познанию природы Всевышнего. Так, в его формуле E=mc2, связывающей между собой энергию и материю, они усматривали доказательство единства Творца как источника всего мироздания, способного переводить материю из одной формы в другую. Сама концепция пространства-времени Эйнштейна с точки зрения еврейской философии полностью подпадает под слова мудрецов о том, что для Всевышнего нет понятия времени — то, что мы называем прошлым, настоящим и будущим, существует для Него одновременно.

Сам Эйнштейн выразил эту мысль предельно ясно в письме, написанном вдове своего близкого друга Мишеля Бесо, умершего за четыре недели до него самого:

«Он оставил этот мир немного раньше меня. В этом нет никакого смысла. С нашей точки зрения — точки зрения физиков — разделение на прошлое, настоящее и будущее не более, чем иллюзия, даже если так думает большинство людей».

Если вам интересно, как вера Эйнштейна в существование Бога отразилась в его научных изысканиях, а также насколько исповедуемая им «космическая религия» подчас коррелирует с еврейской космологией, то рекомендую вам прочесть вышедшую в 1999 году на английском и изданную в 2007 на иврите книгу Моше (Макса) Ямера (Джамера) «Эйнштейн и религия».

Там, кстати, прекрасно видно, как эта вера отражалась в математических формулах, как исповедующий концепцию Спинозы Эйнштейн подчас вводил в уравнения ненужные, ошибочные коэффициенты, так как с его точки зрения без них возникало ощущение, что «Бог может меняться» и так далее.

В главном же Эйнштейн, безусловно, смыкался с равным ему по гению Ньютоном: он верил, что главная задача науки заключается в познании Всевышнего, что само это познание основано на глубоко религиозном чувстве любви и преклонения перед Богом и гармонией созданного Им мира; что религия и наука не просто не антагонисты — они (наряду с искусством) являются ветвями одного дерева.

А в привнесении этих истин в наш мир и заключается еще одна заслуга Альберта Эйнштейна.

Что касается отношения Эйнштейна к «еврейскому вопросу» и иудаизму, то оно тоже было достаточно противоречиво и эволюционировало. Долгое время он считал национализм, в том числе и еврейский, «корью человечества», и им надо было просто переболеть. Но где-то с 1926 года он меняет свои взгляды, и в его статьях все сильнее звучат национальные мотивы, он все решительнее выступает против ассимиляции, за усиление еврейского национального самосознания и так далее.

Меняется и его отношение к иудаизму. Если в 1910-20-х годах он кажется ему чем-то отжившим и достойным лишь осмеяния, то в 1936 году в статье «Призвание евреев» Эйнштейн пишет:

«Веками иудаизм был верен только своей моральной и духовной традиции. Лишь одни вожди были у него — его проповедники. Однако в процессе укоренения в более широком внешнем сообществе эта духовная целенаправленность отступила на задний план, хотя даже сегодня именно ей еврейский народ обязан своей неистребимой жизнестойкостью. И если мы хотим сохранить эту жизнестойкость и употребить ее во благо человечества, мы обязаны и впредь придерживаться такой духовной ориентации».

В заключение автор предлагает читателю еще раз «пробежаться» глазами по высказываниям Эйнштейна о Боге и религии и самому прийти к выводу о том, кем же был Альберт Эйнштейн — атеистом или верующим в Бога человеком. Пусть и не совсем в того Бога, в которого верят адепты той или иной религии.

Против:

— На ранних этапах духовной эволюции человечества человеческая фантазия создала по образу и подобию человека богов, которые, действуя по своей воле, должны были определять мир явлений [phenomenal world] или, во всяком случае, повлиять на него. Люди считали, что можно изменить предначертания богов в свою пользу посредством магии или молитвы. Идея Бога, как её подаёт религия, в настоящее время является сублимацией этой старой концепции богов. Её антропоморфный характер вытекает, например, из того факта, что человек обращается к божеству в молитве и просит его о выполнении своих желаний... В своей борьбе за этическое добро, учителя от религии должны иметь мужество отказаться от доктрины Бога как личности, то есть отказаться от этого источника страха и надежды, который в прошлом дал такую всеобъемлющую власть в руки служителей церкви. В своих работах они должны будут посвятить себя тем силам, которые способны культивировать Божественность, Истину и Красоту в самом человечестве.

— Процесс научных открытий — это, в сущности, непрерывное бегство от чудес.

— Слово «Бог» для меня всего лишь проявление и продукт человеческих слабостей, а Библия — свод почтенных, но всё же примитивных легенд, которые, тем не менее, являются довольно ребяческими. Никакая, даже самая изощрённая, интерпретация не сможет это (для меня) изменить.

— Сообщения о моей религиозности являются чистейшей ложью. Ложью, которая настырно повторяется! Я не верю в персонализированного Бога. Своё отношение к богу я выражал ясно и никогда не отказывался от своих слов. Если же что-то из моих высказываний может показаться кому-то религиозными, то это, вероятно, — моё безграничное восхищение структурой мироздания, насколько наша наука может её постичь.

— Этическое поведение человека должно основываться на сочувствии, образовании, и общественных связях. Никакой религиозной основы для этого не требуется.

— Я не верю в Бога, который награждает и карает, в Бога, цели которого слеплены с наших человеческих целей. Я не верю в бессмертие души, хотя слабые умы, одержимые страхом или нелепым эгоизмом, находят себе пристанище в такой вере.

За:

— Всякий, кто серьезно занимается наукой, приходит к осознанию того, что в законах природы проявляется Дух, который намного выше человеческого, — Дух, пред лицом которого мы с нашими ограниченными силами должны ощущать собственную немощь. В этом смысле научные поиски приводят к религиозному чувству особого рода, которое действительно во многом отличается от религиозности более наивной. — Письмо Филлис Райт 1936 г.

— Господь Бог вычисляет дифференциалы эмпирически.

— Господь Бог изощрён, но не злонамерен.

— Квантовая механика действительно впечатляет. Но внутренний голос говорит мне, что это ещё не идеал. Эта теория говорит о многом, но всё же не приближает нас к разгадке тайны Всевышнего. По крайней мере, я уверен, что Он не бросает кости.

— Даже хотя сферы религии и науки сами по себе ясно разграничены, между ними существует сильная взаимосвязь и взаимозависимость. Хотя религия может служить тем, что определяет цели, она тем не менее научилась у науки, в широком смысле, какие средства приведут к достижению целей, которые она наметила. Но наука может быть создана только теми, кто насквозь пропитан стремлением к истине и пониманию. Но источник этого чувства берёт начало из области религии. Оттуда же — вера в возможность того, что правила этого мира рациональны, то есть постижимы для разума. Я не могу представить настоящего учёного без крепкой веры в это. Образно ситуацию можно описать так: наука без религии — хрома, а религия без науки — слепа. («Наука и религия», 1930).

— Перед Богом мы все одинаково мудры — или одинаково глупы.
— При помощи совпадений Бог сохраняет анонимность.

— Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чьи красота и совершенство доходят до нас лишь в виде отражённого слабого отзвука, — это и есть религиозность. В этом смысле я религиозен».

— Я не пытаюсь вообразить Бога как личность; мне достаточно изумительной структуры мироздания, насколько наши несовершенные органы чувств могут её воспринять.

Петр Люкимсон
Добавьте JewishNews в избранные источники - Google News
подписаться