Поддержать проект
menu
Проект Объединённой еврейской общины Украины
Общество09 Февраля 2015, 17:00

Еврей, которого не было

Еврей, которого не было

Всеволод Эмильевич Мейерхольд (настоящее имя — Карл Казимир Теодор Майергольд, нем. Karl Kasimir Theodor Meyergold) родился 9 февраля (28 января по старому стилю) 1874 года в Пензе.

Карл был самым младшим, восьмым, ребёнком в семье немецкого еврея Эмилия Майергольда и прибалтийской немки Альвины (урождённой Неезе). Эмилий перешел из иудаизма в лютеранство и детей воспитывал уже в протестантских традициях. Отец продолжал любить родную Германию, откуда от приехал в Россию, и пытался передать эту любовь детям.

«Я жил среди русских, усвоил обычаи русского народа, полюбил его, воспитывался на Пушкине, Гоголе, Толстом и других русских писателях, молился на русском языке – и вдруг называть Германию нашей страной?!» — возмущался Карл.

По достижении совершеннолетия будущий режиссер принял православие и изменил своё имя на Всеволод — в честь любимого писателя Всеволода Михайловича Гаршина, а в своей фамилии изменил букву «г» на «х». И стал Мейерхольдом.

Жизнь Мейерхольда была полна противоречий. Православие, которое он сам себе выбрал, не помешало ему вступить в КПСС в 1918 году. Равно как не помешало идеалогическим евреям возносить его и считать «своим», хотя он не был таковым ни по Галахе, ни по законам Российской империи.

Надо сказать, что Мейерхольд всегда был упорным и знал, чего хотел. Уже после первого курса юридического факультета Московского университета он перешел на 2-й курс Театрально-музыкального училища Московского филармонического общества, которое окончил в 1898 году.

picture

Молодой Мейерхольд читает пьесу Чехова «Чайка» 

Противоречивый Всеволод, который стал учеником (причем одним из любимых!) Станиславского и Немировича-Данченко, но в итоге отрицал их подход, противопоставляя ему театральный гротеск, а позднее - собственную систему, получившую название «биомеханика».

После училища Всеволод служил во многих театрах, уезжал в Херсон и возвращался в Москву. Станиславский предложил ему подготовить серию спектаклей для нового Театра-студии, но, как оказалось, режиссеры по-разному понимали её назначение…

Спустя год после того, как Станиславский «завернул» поставленные Мейерхольдом спектакли, мэтр объяснил свою позицию в книге «Моя жизнь в искусстве»: «Талантливый режиссёр пытался закрыть собою артистов, которые в его руках являлись простой глиной для лепки красивых групп, мизансцен, с помощью которых он осуществлял свои интересные идеи. Но при отсутствии артистической техники у актёров он смог только демонстрировать свои идеи, принципы, искания, осуществлять же их было нечем, не с кем, и потому интересные замыслы студии превратились в отвлечённую теорию, в научную формулу».

В следующем, 1906 году, режиссер попал в Санкт-Петербург и не только прославился, но и утвердил свой метод. В 1918 году на Курсах мастерства сценических постановок в Петрограде вводится преподавание биомеханики как теории движений.

В Москву Всеволод вернулся знаменитым и в 1920 году открыл Государственный театр имени Вс. Мейерхольда (ГосТиМ).

Не смотря на историю семьи и православие самого Всеволода, возле него и в его театре всегда оказывались многочисленные евреи. По случаю, хочется вспомнить одну из историей юношества Зиновия Гердта в изложении Виктора Шендеровича.

«На дворе стоял тридцать второй год. Шестнадцатилетний Зяма пришел в полуподвальчик в Столешниковом переулке в скупку ношеных вещей, чтобы продать пальтишко (денег не было совсем). И познакомился там с женщиной, в которую немедленно влюбился. Продавать пальтишко женщина ему нежно запретила («простынете, молодой человек, только начало марта»). Из разговора о погоде случайно выяснилось, что собеседница Гердта сегодня с раннего утра пыталась добыть билеты к Мейерхольду на юбилейный «Лес», но не смогла. Что сказал на это шестнадцатилетний Зяма?

Он сказал: «Я вас приглашаю!»

– Это невозможно, – улыбнулась милая женщина. – Билетов давно нет…
– Я вас приглашаю! – настаивал Зяма.
– Хорошо, – ответила женщина. – Я приду.

Нахальство юного Зямы объяснялось дружбой с сыном Мейерхольда. Прямо из полуподвальчика он побежал к Всеволоду Эмильевичу, моля небо, чтобы тот был дома. Небо услышало эти молитвы. Зяма изложил суть дела – он уже пригласил женщину на сегодняшний спектакль, и Зямина честь в руках Мастера!

Мейерхольд взял со стола блокнот, написал в нем волшебные слова «подателю сего выдать два места в партере», не без шика расписался и, выдрав листок, вручил его юноше.

И Зяма полетел в театр, к администратору.

От содержания записки администратор пришел в ужас. Никакого партера, пущу постоять на галерку… Но обнаглевший от счастья Зяма требовал выполнения условий! Наконец компромисс был найден: подойди перед спектаклем, сказал администратор, может, кто-нибудь не придет… Ожидался съезд важных гостей.

Рассказывая эту историю спустя шестьдесят с лишним лет, Зиновий Ефимович помнил имя своего невольного благодетеля: не пришел поэт Джек Алтаузен! И вместе с женщиной своей мечты шестнадцатилетний Зяма оказался в партере мейерхольдовского «Леса» на юбилейном спектакле.

И тут же проклял все на свете. Вокруг сидел советский бомонд: тут Бухарин, там Качалов… А рядом сидела женщина в вечернем платье, невозможной красоты. На нее засматривались все гости – и обнаруживали возле красавицы щуплого подростка в сборном гардеробе: пиджак от одного брата, ботинки от другого… По всем параметрам, именно этот подросток и был лишним здесь, возле этой женщины, в этом зале…

Гердт, одаренный самоиронией от природы, понял это первым. Его милая спутница, хотя вела себя безукоризненно, тоже явно тяготилась ситуацией.

Наступил антракт; в фойе зрителей ждал фуршет. В ярком свете диссонанс между Зямой и его спутницей стал невыносимым. Он молил бога о скорейшем окончании позора, когда в фойе появился Мейерхольд.

Принимая поздравления, Всеволод Эмильевич прошелся по бомонду, поговорил с самыми ценными гостями… И тут беглый взгляд режиссера зацепился за несчастную пару. Мейерхольд мгновенно оценил мизансцену – и вошел в нее с безошибочностью гения.

– Зиновий! – вдруг громко воскликнул он. – Зиновий, вы?

Все обернулись.

Мейерхольд с простертыми руками шел через фойе к шестнадцатилетнему подростку.

– Зиновий, куда вы пропали? Я вам звонил, но вы не берете трубку…

(«Затруднительно мне было брать трубку, – комментировал это Гердт полвека спустя, – у меня не было телефона». Но в тот вечер юному Зяме хватило сообразительности не опровергать классика.)

– Совсем забыли старика, – сетовал Мейерхольд. – Не звоните, не заходите… А мне о стольком надо с вами поговорить!

И еще долго, склонившись со своего гренадерского роста к скромным Зяминым размерам, чуть ли не заискивая, он жал руку подростку и на глазах у ошеломленной красавицы брал с него слово, что завтра же, с утра, увидит его у себя… Им надо о стольком поговорить!

«После антракта, – выждав паузу, продолжал эту историю Зиновий Ефимович, – я позволял себе смеяться невпопад…»

О да! Если короля играют придворные, что ж говорить о человеке, «придворным» у которого поработал Всеволод Мейерхольд? Наутро шестнадцатилетний «король» первым делом побежал в дом к благодетелю. Им надо было о стольком поговорить! Длинного разговора, однако, не получилось. Размеры вчерашнего благодеяния были известны корифею, и выпрямившись во весь свой прекрасный рост, он – во всех смыслах свысока – сказал только одно слово:

– Ну?

Воспроизводя полвека спустя это царственное «Ну», Зиновий Ефимович Гердт становился вдруг на локоть выше и оказывался невероятно похожим на Мейерхольда…»

picture

Актер Зиновий Гердт в роли Паниковского в «Золотом теленке»

Но слава, которая обрушилась на Мейерхольда, и статус Народного артиста РСФСР, полученный в 1923, не гарантировали ему ни стабильности, ни даже безопасности.

В 1934 году спектакль «Дама с камелиями», главную роль в котором играла вторая жена Мейерхольда Зинаида Райх, посмотрел Сталин, и спектакль ему не понравился. Само собой, критики единогласно закричали, что спектакль чрезмерно эстетсткий и простому советскому человеку там смотреть на что. Смелая Райх написала Сталину письмо о том, что он не разбирается в искусстве…

picture

Мейерхольд с женой Зинаидой Райх

Через четыре года театр закрыли, но Станиславский пришел на помощь своему ученику-бунтарю и взял его в свой оперный театр. Однако, затишье было недолгим. Всего через полтора года Мейерхольда арестовали, в квартире провели обыск. Райх, протестовавшая против методов «работы» одного из агентов НКВД, была убита при неустановленных обстоятельствах, а 66-летнего Мейерхольда подвергли трехнедельным допросам, после чего приговорили к расстрелу. 2 февраля 1940 года приговор был приведён в исполнение.

picture

Мейерхольд на допросах

За десять лет до гибели Мейерхольду довелось встретиться с руководителем МХАТ 2-й Михаилом Чеховым на «нейтральной» территории, в Берлине. Чехов писал позднее в своих воспоминаниях: «Я старался передать ему мои чувства, скорее предчувствия, о его страшном конце, если он вернется в Советский Союз. Он слушал молча, спокойно и грустно ответил мне так (точных слов я не помню): с гимназических лет в душе моей я носил Революцию и всегда в крайних, максималистских её формах. Я знаю, вы правы — мой конец будет таким, как вы говорите. Но в Советский Союз я вернусь. На вопрос мой — зачем? — он ответил: из честности»

 

Подпишитесь на рассылку

Получайте самые важные еврейские новости каждую неделю