«Я родила Бусю Гольдштейна. А кого родила ваша мама?...»

В семье уже было двое детей: Генриэтта, родившаяся в 1911 году, пианистка и выпускница Московской консерватории, и Михаил, родившийся в 1917 году, скрипач, композитор и педагог. Их родители, Сара Иосифовна и Эммануил Абрамович, всю жизнь посвятили детям и стремились дать им достойное образование, для чего им даже приходилось несколько раз менять профессии и переезжать.

В возрасте 5 лет Буся Гольдштейн начал свои занятия в классе легендарного одесского педагога Петра Соломоновича Столярского и уже через полгода исполнил программу из нескольких пьес, а через год, по свидетельству его друга детства виолончелиста Сприкута, «Буся с непостижимым мастерством и блеском играл «Венгерскую Рапсодию» Хаузера. Я как сейчас вижу его в коротких штанишках, черноглазого, улыбающегося, радостного».

После четырех лет занятий у Столярского семья Гольдштейнов переезжает в Москву, где Буся поступает в Особую детскую группу при Московской консерватории (позднее, Центральная музыкальная школа), в класс профессора А.И. Ямпольского. Его успехи поразительны: вскоре он выступает с новыми для себя, труднейшими произведениями Баха, Паганини, а Концерт Мендельсона исполняет с оркестром Московского Радио. Имя девятилетнего скрипача становится широко известным.

В 1933 году в 11-летнем возрасте Гольдштейн принял участие в I Всесоюзном Конкурсе скрипачей. Хотя из-за юного возраста он играл вне конкурса, но играл настолько ярко, что ему присвоили специальную премию (5000 рублей). На заключительном концерте победителей присутствовали Сталин, Молотов, Киров. После концерта вождь пригласил Бусю к себе в ложу и сказал, что он играл лучше всех и даже объяснил, почему. Соломон Волков приводит случившийся при этом диалог вождя и юного музыканта:

— Ну, Буся, теперь ты стал капиталистом и, наверное, настолько зазнаешься, что не захочешь меня пригласить в гости.
— Я бы с большой радостью пригласил вас к себе, — ответствовал находчивый вундеркинд, — но мы живем в тесной квартире, и вас негде будет посадить.

Вскоре Гольдштейнам была выделена отдельная квартира в новом доме на улице Чкалова. До того вся семья жила в одной комнате в 11 кв. метров. «Это была двухкомнатная квартира со всеми удобствами. Все казалось нам сказочным после кошмара, в котором мы жили прежде», - вспоминал артист много лет спустя.

В 1934 году, во время гастролей в Москве всемирно известного скрипача Яши Хейфеца,3 Буся Гольдштейн предстал перед мировой знаменитостью и играл ему более получаса. До этого многих одарённых юных скрипачей Хейфец выпроводил почти сразу, так как они не сумели удовлетворительно сыграть гаммы во всех видах, требуемых Хейфецем до всего остального.

О поразительном музыкальном даровании Бориса Гольдштейна и его скрипичном мастерстве восторженно отзывались такие выдающиеся музыканты, как Фриц Крейслер, Жак Тибо, Йожеф Сигети, Карл Флеш, Сергей Прокофьев, Арам Хачатурян. Гольдштейн вошёл в пятёрку лауреатов первого конкурса имени Венявского (Варшава, 1935) и конкурса имени Изаи (Брюссель, 1937).

Однако творческая судьба талантливого исполнителя оказалась не столь гладкой. Во многом этому «содействовали» зависть менее способных, антисемитизм власть имущих и все сопутствующие этому явления.
Выдающийся музыкант Артур Штильман вспоминает, как в начале 60-х Гольдштейн решился на крайнюю меру: попросил Дмитрия Шостаковича помочь восстановить его имя в листе артистов, записывающихся на пластинках Всесоюзной фирмы грамзаписи «Мелодия». На вопрос Шостаковича, адресованный директору «Мелодии» Владимирскому, почему имя Гольдштейна совершенно исчезло и почему его не приглашают ни для одной записи на пластинки, «босс» «Мелодии» ответил, что давно разыскивает скрипача, но… никак не может его найти! Так, благодаря вмешательству великого композитора, впервые за почти десять лет Гольдштейну было разрешено записать две долгоиграющие пластинки…

^{wikipedia.org}

Штильман написал позднее: «В 70-е годы, когда открылись ворота эмиграции, семья Бориса Гольдштейна воспользовалась этой возможностью. В 1974-м году семье удалось поселиться в Германии. В те годы официальной иммиграционной квоты для советских эмигрантов не существовало. Несмотря на многие трудности первых месяцев, Гольдштейн выиграл конкурс на должность профессора Музыкальной академии в Вюрцбурге и в Ганновере, где поселилась его семья. Однако похоже было, что и поселившись на Западе, начав преподавать и снова выйдя на концертную эстраду, артист не ушел полностью от опеки покинутой родины. Где-то в 1976-м году бывшая соученица и многолетний друг артиста, скрипачка Большого театра по фамилии Стыс волею судеб попала как-то в «салон» Нины Львовны Дорлиак. По словам скрипачки, среди многих тем текущего момента вдруг возник разговор о Гольдштейне. Неожиданно Нина Львовна сказала: «Пока мы (т.е., надо понимать, она и её муж С.Т. Рихтер — А.Ш.) ездим в Германию, Буся Гольдштейн там карьеры не сделает…». Естественно, вскоре ее слова стали известны очень многим, да и, наверное, были адресованы многим потенциальным эмигрантам, подумывающим о переезде на Запад».

Борис Гольдштейн с 1981 года концертировал в ансамбле с дочерью Юлией, записал вместе с ней сонаты Иоганнеса Брамса для скрипки и фортепиано. Дружеские отношения связывали Гольдштейна с известным немецким композитором Бертольдом Хуммелем, в 1977 он был первым исполнителем его «Диалога для скрипки и органа».
«В 1984-м году Борис Гольдштейн посетил Нью-Йорк с частным визитом, – пишет в другой работе о Гольштейне Артур Штильман. – Мы не смогли увидеться, но я говорил с ним по телефону более полутора часов. Он остался тем же добрым и простодушным. Не хотел смотреть в прошлое и, кажется, не задавался целью объяснить себе и окружающим главного — кто систематически и целеустремленно ломал его карьеру на протяжении десятилетий. Я рассказал ему историю со зловещим предсказанием Дорлиак. Мне показалось, что он об этом знал. «Ну, что вы хотите? Они ведь подневольные люди, — ответил Гольдштейн спокойно. — А знаете, всё же самое главное - сколько оказалось прекрасных людей! В первое время в Германии нам помогали совершенно незнакомые люди - русские, немцы… Все помогали, как могли, - помогали найти учеников, организовывали концерты в частных домах, помогали занимать деньги - ведь тогда мы не могли ожидать никакой официальной помощи. Потом я выдержал настоящий конкурс на место профессора. Всё стало становиться на свои места…».

К сожалению, всё пережитое артистом стало давать себя знать - его здоровье было подорвано, и ему пришлось ограничить количество студентов и концертных выступлений. В июне 1987 года я получил письмо от Бориса Эммануиловича, где он писал: «У меня подписан контракт на два концерта с оркестром Солт-Лейк Сити (дирижёр - Джозеф Сильверстайн), но, к сожалению, мне придётся отказаться из-за серьёзной болезни ног. Сидя, играть не могу. Я уже ездил лечиться, пока ничего не помогло…»

Никто не мог предположить, что именно теперь, когда не было никаких препятствий для его творчества на концертной эстраде и в педагогике, всё случится так быстро. Через пять месяцев его не стало.
«Не иначе — провидению было угодно, чтобы Борис Гольдштейн завершил свой путь артиста на Святой земле», — писал музыкальный критик Яков Сорокер в своей книге о талантливом музыканте. 17 марта 1987 года в зале иерусалимского театра «Жерар Бехар» состоялось последнее выступление Бориса Гольдштейна. На земле Израиля он играл с особым волнением. Играл свои любимые произведения - Моцарта, Франка, Блоха, Бетховена, много «бисов», в основном — Крейслера.

«Мы благодарны судьбе за то, что именно нам, израильтянам, довелось слушать последний его концерт, последние звуки его волшебной скрипки, обреченной умолкнуть навеки. Да будет благословенна его память!» — так написали в некрологе израильские друзья и соученики артиста.

 

И, наконец, дабы не заканчивать на грустной ноте, напомню читателям то ли байку, то ли правдивый случай, тоже связанный с «квартирным» вопросом. Сарра Иосифовна, мама вундеркинда, имя которого гремело по все стране с детства, однажды отправилась в горисполком просить, чтобы им дали освободившуюся после смерти соседа комнату. Принимавший её чиновник спросил:

– А почему, собственно, я должен вам дать вторую комнату?!

На что та с гордостью ответила:

– Я родила Бусю Гольдштейна. А кого родила ваша мама?...

 

Источники: Мы вместе, sem40.ru